Эдвин мгновенно затаил дыхание и закрыл глаза. Послышался звук шаркающих по полу тапочек, словно у кого-то была нетвердая походка. Дверь его комнаты, сделанная из красного дерева, была слишком большой и тяжелой, чтобы маленький ребенок мог открыть ее самостоятельно — без слуги приходилось толкать ее всем телом. Но сейчас она легко открылась, значит, в комнату вошел взрослый.
Даже в своем взволнованном состоянии Эдвин хладнокровно рассуждал, пытаясь угадать, кто мог войти в комнату. Дворецкий? Родители? Но никто из них не издавал бы таких тревожных, нервных шагов.
— Слава богу.
Нежные пальцы коснулись щеки Эдвина, притворявшегося спящим. Гладкие ногти осторожно скользнули по ней, словно боясь оставить даже малейшую царапину на нежной детской коже. Эдвин почувствовал успокаивающий аромат, щекочущий ноздри. Это был запах матери.
— Ты все еще мое дитя, Эдвин.
Поняв, что ночным гостем была мать, Эдвин расслабил напряженное тело, скрытое под одеялом. Успокаивающие прикосновения и знакомый запах были достаточно приятными, чтобы он снова мог заснуть. Может, мать тоже проснулась, испугавшись звуков бури? — подумал Эдвин, теперь полностью расслабившись.
Мать Эдвина, госпожа Исадок, была утонченной и чувствительной дамой. Часто видя кошмары, она вставала среди ночи и пила чай из корня валерианы. Возможно, и сейчас был такой случай. Эдвин глубоко вздохнул, чувствуя, как его дыхание постепенно замедляется.
— Ты пришла посмотреть на Эдвина?
Услышав еще один голос, сознание Эдвина снова всплыло на поверхность.
Это был голос отца. В отличие от матери, он, похоже, был полностью проснувшимся, когда пришел искать жену — его шаги были спокойными. Не издавая ни звука, он подошел к жене и, вздохнув, обнял ее.
— Ах, мне приснился такой страшный сон.
— Тише... Все хорошо. С Эдвином все в порядке.
Эдвин услышал легкий шорох ткани и тихий звук поцелуя. Почему-то родителям приснился один и тот же кошмар, в котором с Эдвином что-то случилось. Это казалось пустяком. Хотя он и не ожидал, что отец тоже придет, не говоря уже о матери. Должно быть, сон был действительно ужасным.
Осознав, что вторгшиеся в комнату не были ни монстрами, ни убийцами, ни даже ворами, Эдвин почувствовал облегчение. Но он не подал виду, что проснулся. Встретиться с родителями, которые примчались к нему, беспокоясь из-за кошмара, было бы... очень неловко.
— Станет ли этот ребенок таким же, как они?
— ...
Однако после долгого молчания эти слова матери заставили Эдвина окончательно проснуться.
Они? О ком она говорит? Эдвин сосредоточил все свое внимание на слухе. Любопытство было одной из его главных черт.
Отец молчал, но мать продолжала говорить.
— Изменится ли он... как они?
— Дорогая.
— Ах, этот ребенок...
Госпожа Исадок разрыдалась, падая на колени. Хотя она старалась сдерживать рыдания, чтобы не разбудить маленького Эдвина, к сожалению, для не спящего Эдвина этот звук был достаточно печальным, чтобы потрясти его. Глава семьи Исадок пытался утешить жену, но не мог сказать ей то, что она хотела услышать.
— Сможет ли он, как они?
— Камелла.
Назвав жену по имени, глава семьи обнял ее. Супруги некоторое время молча обнимали друг друга.
Нет, он будет другим. Эдвин будет отличаться от них. Глава семьи мог бы сказать это жене, но не хотел. Он прожил жизнь, полную лжи. Как глава одного из двенадцати домов и член совета, ложь была почти его судьбой. Он не хотел распространять эту судьбу и на жену.
— Есть способ.
— Что ты...
— Эдвин не наследник.
От этих слов сердце Эдвина, до этого полное любопытства, застыло, словно кусок железа.
— Что ты имеешь в виду?
— Раз он не наследник... есть способ.
На этом они замолчали. Однако Эдвину хотелось вскочить с постели и в гневе потребовать объяснить, что все это значит.
Ребенок, не являющийся наследником семьи Исадок, второй, всего лишь любимый младший сын.
Это было больным местом Эдвина. Он был не по годам развитым и умным мальчиком, но из-за этого был жадным. Тот факт, что он не мог стать главой семьи не из-за способностей, а просто из-за порядка рождения, вызывал у него гнев.
У Эдвина была сестра, старше его на два года. Ее звали Элиса Исадок. У нее были такие же зеленые глаза, как у Эдвина, но волосы были каштановыми, как у матери. С самого рождения ей было обещано место наследницы, и она очень любила своего младшего брата. Хотя этот младший брат не особо любил ее, ее привязанность оставалась неизменной.
Однако с того момента, как Эдвин осознал свое положение, эта привязанность сестры стала ему противна. Она казалась ему лицемерной, вызывая отвращение. Неужели из-за того, что он родился всего на 2 года позже, он должен отказаться от всего?
Если бы Эдвин благополучно повзрослел, он, возможно, научился бы справляться с этой жадностью и гневом. Он мог бы стать добрым и выдающимся родственником, честно сказав сестре, что хочет занять место главы семьи. Но он был слишком молод для этого.
Супруги встали, оставив Эдвина. Последним звуком был шорох ночной рубашки госпожи Исадок, затем дверь бесшумно закрылась, и Эдвин снова остался один.
Буря не утихала до самого утра. Окна дрожали, и из оконных рам по-прежнему доносился неприятный звук. Однако на этот раз Эдвин не мог заснуть не из-за страха, а из-за сильного гнева и любопытства. Он, не способный стать наследником. Эту судьбу он уже предчувствовал. Но он не знал, что отличается от других настолько, что мать приходит к нему среди ночи, плача, а отец должен ее утешать.
«Станет ли он таким же, как они?«, »Изменится ли он, как они?»
Эдвин не знал, кто такие «они».
«Сможет ли он, как они?»
Он не знал, что им было возможно.
Здесь начинается отправная точка лунатизма Эдвина.
Ах, если бы я тогда не проснулся. Если бы не проснулся, испугавшись грома. Эдвину было трудно дышать в дождливые дни, словно рыбе, выброшенной на берег. Чувство вины отняло у него легкие и дало жабры.
Когда пожарный сказал о проклятии, Эдвин испугался, подумав, что, возможно, именно он наложил это проклятие. В детстве он завидовал сестре и ненавидел свое рождение. Он презирал бремя второй жизни, не способной стать наследником семьи, которое нес с рождения. Врожденная жадность следовала за ним, как тень.
Он хотел того, что принадлежало сестре. Он ненавидел сестру. Он хотел, чтобы ее не было.
До сих пор неизвестно, почему в тот день в особняке начался пожар. И почему он так сильно разросся.
Но Эдвин тайно, в страхе думал. Возможно, причиной проклятия был он сам.
***
В тюрьме был магазин, где можно было покупать вещи за деньги на счету заключенного.
Хотя это и называлось магазином, там не продавались запрещенные предметы, такие как алкоголь или сигареты, которые нельзя употреблять несовершеннолетним, а также острые ножи или даже ложки, которые могли быть использованы как оружие.
Продавец за прилавком тоже был заключенным, и это была одна из форм труда. Работа в магазине была популярной, так как давала привилегию первым прикасаться к вещам из внешнего мира. Поэтому это место всегда занимал пожилой заключенный с большим влиянием в тюрьме.
Шу Шу обнаружила умирающую рассаду томатов в этом магазине, когда там работала Кэрот. Хотя она и совершила крупное мошенничество как соседка по камере Синей птицы, она пользовалась определенным уважением среди заключенных. Другие заключенные за ее спиной язвительно замечали, что именно поэтому она и смогла совершить мошенничество, но она считалась одной из немногих здравомыслящих людей в Эгвелле.
Кэрот с алыми глазами не употребляла наркотики и даже не курила. Она редко пила алкоголь и вела здоровый образ жизни. Если не считать растраты и мошенничества в компании, где она работала.
— Этот чертов доставщик принес.
Когда Шу Шу проявила интерес, Кэрот недовольно посмотрела на рассаду и сказала.
— Говорят, выращивание растений полезно для эмоционального состояния или что-то в этом роде. Бред какой-то.
Шу Шу тоже видела молодого доставщика в желтом резиновом фартуке краем глаза. Доставщик и его машина были Санта-Клаусом и Рудольфом Эгвелля. Заключенных не интересовал молодой человек с пухлой фигурой, как у толстобрюхого Санта-Клауса, но они очень интересовались вещами, которые он привозил.
Помимо предметов первой необходимости, таких как мыло и полотенца, под днищем машины доставщика были спрятаны не только сигареты, но и маленькие бутылки с ромом. В последний день каждого месяца, когда приезжал доставщик, Эгвелль был полон заключенных, тайно курящих, потягивающих ром под кроватью или рассеянно разглядывающих фотографии красивых мужчин в последних журналах.
Но то, что этот доставщик дал Кэрот, было не сигаретами и не ромом, а умирающей рассадой томатов, поэтому для Кэрот, которая усердно завоевывала доверие здесь и даже получила работу в магазине, такая умирающая рассада томатов была просто помехой. Она ударила ухмыляющегося молодого доставщика кулаком в живот.
— Принес какой-то бесполезный сорняк. Какой идиот это купит?